Христиан и София тащили ларец к полосе крепкого лада, преследуемые сворой демонов, которые явно набирались смелости по мере того, как обстоятельства менялись в их пользу.

Эрин поискала глазами Джордана, но у южного берега над водой поднимался плотный черный пар, заслоняя обзор.

Рун выпрямился, по-прежнему зажимая рану на ее горле.

— Эрин, ты сказала: «Я знаю, что делать», — в каком смысле?

Она поняла подоплеку его вопроса: «Что ты можешь сделать, находясь на грани смерти?»

Грейнджер безмолвно ответила ему: «Всё, что смогу».

Одной рукой она прижала к груди Кровавое Евангелие, представляя себе написанные по-енохиански строки, что заполняли страницы книги. Она с полной уверенностью знала истину, но слова по-прежнему не шли ей на язык. Слишком невероятным было то, что она только что поняла — истинное предназначение этого утраченного Евангелия, написанного самим Христом.

Эта книга была создана не затем, чтобы помочь людям освободить свою божественную природу. Она была написана, чтобы одно-единственное создание, один-единственный ангел, мог обрести спасение: Люцифер. Эрин вспомнила табличку, на которую Лазарь указал ей в библиотеке сангвинистов. Эта табличка рассказывала альтернативную версию истории о грехопадении в Эдемском саду: о том, как Ева пообещала разделить плод с Древа Познания со змеем, но в итоге нарушила это обещание.

По мере того как мир вокруг Эрин погружался во тьму, в ее памяти всплывали слова Лазаря:

«Когда Люцифер предстанет пред тобою, сердце твое поведет тебя верным путем. Ты должна исполнить завет».

Тогда она не поняла эти его слова — но зато поняла их теперь.

Змею — Люциферу — было отказано в тайном знании, которое могло дать ангелу тьмы возможность сделать иной выбор: в знании добра и зла. Он просил о возможности постичь добро и зло, и Ева своими устами пообещала ему эту возможность, но в итоге отказала ему в этом знании, и потому он так и не получил его.

Но Христос ниспослал сюда это знание для него.

— Я должна исполнить завет Евы, — пробормотала она холодными пересохшими губами.

Сквозь границу сферы на нее смотрел львенок. Словно услышав женщину, он пошевелился и тихо мяукнул. Юный зверь напомнил Эрин о ее первом коте, огромном звере по имени Навуходоносор. Тот тоже был белоснежной масти...

—  Привет, Нави, — прошептала она, на миг провалившись в прошлое.

Рун наклонился ближе, пытаясь привести ее в себя. В его глазах читалась такая скорбь, что Эрин захотелось протянуть руку и коснуться его щеки в знак утешения.

— О каком завете ты говоришь? — спросил сангвинист.

Грейнджер заставила свой взгляд сфокусироваться на его лице.

— Книга... Евангелие... нужно отдать Люциферу.

Глаза Руна широко раскрылись от неверия и гнева.

— Как можно отдать Евангелие Христа ангелу, изгнанному с небес самим Богом?

У Эрин не было сил спорить, но с каждым слабеющим вздохом она выталкивала из себя тихие слова, зная, что острый слух сангвиниста уловит их:

— Христос написал... чтобы даровать спасение Люциферу. Если бы Ева дала ему плод познания добра и зла... он ведал бы добро. Он мог бы выбрать добро. Завет Евы должно исполнить. Рун, ты должен отдать ему это знание.

Корца взглянул на почерневшее небо.

— Я не могу оставить тебя умирать одну.

— Ты должен... для этого мы и были избраны.

Рун забрал у нее Евангелие, и Эрин выпустила книгу из рук, радуясь тому, что теперь свободна от этой тяжести. Ее пальцы вновь прижали рану на горле, как ни бесполезен теперь был этот жест. Женщина заставила себя внимательно смотреть на Корцу. По лицу его она прочла, насколько сильно сангвинист хотел бы сейчас остаться с нею и чего ему стоило покинуть ее. Его взгляд упал на все еще раскрытую книгу, которую он держал в своей единственной руке, и на лице его отразился страх.

«Что случилось?»

Рун ответил на ее безмолвный вопрос:

— Письмена исчезли.

Он положил книгу на колено и пролистал страницы. Все они были пусты.

— Вспомни, Кровавое Евангелие неразрывно связано с тобой, Эрин. В других руках слова останутся незримыми.

Ей было невыносимо холодно. Она не знала, что сделать, что сказать.

— Быть может, я смогу отнести тебя вместе с книгой к Люциферу, — предложил Рун. — Тогда мы сможем вместе отдать ее ему.

«Нет...»

Он тоже почти сразу понял это и снова сел рядом с нею, ссутулив плечи.

— Ничего не получится. Пока ты жива, этот свет испепелит тебя. Только сангвинисты или стригои могут проходить через подобные преграды невредимыми.

В глазах у Эрин темнело. И едва ли не последним вздохом она прошептала непреложную истину:

— Обрати меня... единственный способ...

«Я должна стать стригоем».

12 часов 12 минут

Джордан потерял Эрин из виду, когда густой туман поплыл над озером, поднимаясь из глубин вместе с воплями и завыванием. Сквозь эту мглу прорывались вспышки еще более черного пламени, в ней колыхались гигантские силуэты, и Стоун знал, что один вид этих существ лишит его рассудка — или того, что от этого рассудка еще оставалось.

Хотя изумрудная сфера вокруг него рассеялась, он по прежнему стоял на коленях. Уничтожение самоцвета навеки пробило врата, и закрыть их не удастся уже никогда.

Джордан не видел причин продолжать сражаться, особенно зная, что Эрин скорее всего мертва.

«А если и нет, то скоро будет».

А если нет Эрин... Джордан не был уверен, хочет ли он жить или умереть.

Но одно он знал с незыблемой уверенностью.

Он хотел мести.

Джордан поднял взгляд, и тут на него снова кинулся Легион. С торжествующей улыбкой на лице демон высоко поднял меч монаха. Клинок все еще дымился от собственной крови Легиона.

И это подало Джордану идею.

Уклонившись от этой атаки, Стоун навзничь рухнул на землю, словно простираясь перед Легионом в ожидании смерти. Но на самом деле он бросился на клинок, который мгновение назад поставил вертикально у себя за спиной. Лезвие пронзило его тело и вышло из живота. Черный обсидиановый меч обжигал плоть жаром и холодом одновременно, точно пылающий лед. Это был собственный меч Легиона, чуть раньше брошенный демоном в снег, и теперь его клинок был алым от горячей крови Джордана.

Когда враг шагнул к нему, хромая на сломанное колено, Стоун снова пнул его. Шипастая подошва впечаталась в здоровое колено Легиона — не настолько сильно, чтобы сломать, но достаточно, чтобы сбить демона с ног и заставить его рухнуть на тело Джордана.

Стоун раскинул руки в стороны. Легион упал поверх него, насадившись всем телом на меч, покрытый ангельской кровью Джордана. Демон закричал и задергался на клинке, но человек обхватил его обеими руками и перекатился на бок, заливая кровью, текущей из раны на животе, холодное черное тело Легиона. Джордану хотелось, чтобы вся его ангельская сущность хлынула наружу вместе с этой кровью, выжигая демона из тела Леопольда.

— Отправляйся обратно в ад, ублюдок!

Легион метался и завывал, исходя сгустками черного дыма, как будто горел заживо в огне крови Джордана. Постепенно чернота сбежала с этого лица, затем с тела, и на Джордана глянули серо-голубые глаза Леопольда.

— Mein Freund... — прошептал Леопольд, уронив голову. Его лоб коснулся щеки Джордана. — Ты освободил меня.

Джордан не разжимал объятий — теперь уже не затем, чтобы помешать духу тьмы сбежать, а для того, чтобы Леопольд знал: он не один, что ему даровано прощение и любовь друзей. Стоун держал его, пока друг не обмяк в его руках, обретя, наконец, истинный покой.

12 часов 13 минут

Рун видел, как руки Эрин бессильно соскользнули с ее шеи, слишком слабые, чтобы зажимать рассеченное горло. Корца потянулся было, чтобы самому попытаться удержать остатки ее жизни, но слабеющие удары ее сердца говорили ему, что эти усилия бесполезны. Вместо этого он осторожно переместил ее к себе на колени, уложив поудобнее, и сжал ее скользкие от крови пальцы. Голова Эрин откинулась назад, на лице ее играли алые отблески огня, испускаемого камнем.